Сколько шума и  звуков – дышим в них и живем. И не взять на поруки то, что жизнью зовем. Из открытой машины вновь шансон захрипел, новостная лавина – спасся тот, кто сумел. Наводнения снова, снова цены растут, теле-шоу, “корона”, лгут повсюду, и – тут. На Карибах – пираты, на майданах – шумят, раздаются награды, тем, кто так виноват! Нашим внукам и детям дарим что про запас? И – не век, не столетия – до затмения час? Где-то снова стреляют не в мишени – в людей. и в объятьях мечтают задушить поскорей. Вся планета, как глобус, нам в ладони легла… Сколько ярости, злобы – полусвет, полумгла… Навсегда я запомню вкус депрессий…

По древнему индийскому трактату не в первый раз в меня душа вселилась. А значит, я уже жила когда-то, смеялась,  плакала, любила… Кем я была? Нездешней певчей птицей? Прохладной и шершавою корой? Графинею? Рабыней? Жрицей? Иль, просто, – шелковистою травой? А может, Ярославною была – в поход я князя провожала? Иль Жанной Д’Арк вдруг на костер взошла и на глазах у всех я умирала? Актрисой, может, в крепостном театре? Вдовою –  с похоронкою в руках? А, может, в Древней Спарте тунику я носила на плечах? Была, быть может, стильной парижанкой и слушала Эдит Пиаф? А может, горькой каторжанкой с ребенком малым на руках?.. Сегодня у меня судьба своя: страстей, грехов и…

Жизнь летит мимо нас, как сквозняк, через душу, которая настежь. Так легко заблудиться впотьмах в заколдованной сказочной чаще! Филин в рифму поет и кричит, а на елках – тяжелые шишки. Волк ворует малину в ночи, словно смуглый соседский мальчишка. Бродит лесом печальный олень, спит на мхах и пьет воду речную. Подожди еще несколько дней, милый мой, я тебя расколдую. Ты не можешь жить в диком лесу, одиноко бродить по полянам, от заклятья тебя я спасу, не прирученный мой, мой странный! И не спорь, что тебе все равно, и что это – глупость, химера. Одиноких ведь быть не должно – ни оленей, ни птиц во Вселенной…

Цыганский табор за горой шатры раскинул на траве. Цыгане – к нам во двор толпой: Кустурица прислал привет! Ах, этих юбок дерзкий шелк! Цветут КАК розы на платках! Скрипач с каких дорог пришел к моей душе, что вся в слезах? А он играет все нежней… Цыган цыганом. Борода. Запуталась случайно в ней упавшая на нас звезда. Играет он мой давний сон, как обещание удач. На счастье медный медальон в ладонь мне положил скрипач. Балканский дивный чародей… Вот скрипка спрятана в футляр на красный плюш… Прошло пять дней, и табор в небо ускакал. Скрипач, ты где? В краю каком?.. Цветы с платков я соберу и посажу их под окном. Люблю. Собачка.…

Бывает все на белом свете – хотите, верьте иль не верьте. Когда-то Ангел у меня гостил, с детьми и кошками дружил. Светловолос, приятен, мил, но с очень грустными глазами. Совсем неважно спал ночами, вернее, он совсем не спал – Моэма по ночам читал. Он часто в руки скрипку брал, ноктюрн божественно играл, мне в косы ленты заплетал. Умел сварить вкуснейший кофе, покрасить пол, запечь картофель. Хотела, чтобы вечно жил, но он о чем-то так грустил! Он платье мне из кружев сшил… Однажды крылья починил (я думала – меня любил), и руку мне поцеловал, ни слова даже не сказал, и полетел, и полетел, туда, куда давно хотел… Бывает все на белом…

Я знать хочу (а ты хохочешь) – не взято счастье ли взаймы? И почему, скажи, ты хочешь средь лета – снега и зимы? Твои друзья, как наказанье, толкутся ночью здесь и днем. Что делать с этим, я не знаю – двор проходной у нас, не дом. К скандалам, шуму приучилась: дай, Господи, мне тишины! И все предательства случились, и казни все совершены… Мы делим жизнь на “до” и “после”, о всякой спорим ерунде… Совсем ты, милый, не апостол – мне верить незачем тебе. И ты – без сумки и без свиты- уходишь в август налегке. Но будущих метелей свиток в моем запрятан сундуке!

С тобою одинаково мы дышим, глаза – так невозможно голубы! В Нью-Йорке, Барселоне и Париже Любовь, как матрица одной судьбы! Мы не в Париже – город ведь не важен, где двое, там всегда поет свирель… Любовь непредсказуемо-отважна – ей все равно, какая параллель. Она – важнейшее из всех событий: в твоей руке живет моя рука… Любовью, словно золотою нитью, прошиты все людские ДНК-а. **** Мы все бежим куда-то, мечемся, летим по жизни, кто в одиночку что-то ищет, кто – толпой. И в этой беготне – пустого много, мало смысла, легко и просто разминуться в ней – с самим собой.

Вдруг путник нежданный стучит в мои двери!.. Смешной и нескладный, продрогший в метели, тот княжич без войска, коня и доспехов, в мой дом так по-свойски пришел, не приехал. Небритые щеки, в глазах нет лукавства, не спорит без толку – глотает лекарства. Не хнычет, не стонет – сонеты читает, и плащ на балконе его высыхает. Тот нищий философ (ни книг, ни трактатов) так быстро, без спроса, поел все салаты! Бульона съел миску и с яблоком утку! Становится близким ну с каждой минуткой! Зачем появился? Исчезнет как скоро? Он к дому прибился – поближе который? Бубновая карта легла на удачу, бульон ему завтра сварю попрозрачней! Мы в шлеме трухлявом фиалки посеем, пошлем…

Колышет вербы, как качели, мальчишка-ветер, весело смеясь… Мудреем, становясь взрослее, рисует руны время подле глаз. Дожди на гулких перекрестках, холодный снег прожитых февралей… Мы жили честно, жили просто, любили книги, землю и людей. И пишем мы еще страницы своей судьбы, нечаянной любви… За речкой дальние зарницы огни роняют щедро в ковыли… Сердца еще полны мечтами – их много, словно солнца в янтаре, и журавли – не улетали, и внуки в мяч играют во дворе. Живем, как прежде, – в совесть верим… Из храмов возвращаемся домой, и Ангел – с голубой Венеры- нас осыпает голубой пыльцой…